վերցված` http://ftmperehod.com/board/viewtopic.php?t=2124много раз натыкался тут на топики типа «как быть на медосмотре», «что делать, если попал в больницу» и т.п. поэтому решил поделиться опытом, может, кому пригодится, т.к. волею судеб побывал во всех пациентских ипостасях, ну кроме разве что морга.
рекогносцировка такая: документы новые, физиология на стадии «уже всё отрезали, но ещё ничего не пришили». рожа соответствующая: то ли хорошенький мальчик, то ли страшненькая девочка, без стакана не разберёшься. Ну и со свойственной мне одарённостью подцепил я осложнение после гриппа под названием синдром гиена-баре, которое кстати встречается раза в четыре реже чем транссексуализм. Поэтому врачи изумлялись этой самой гиене гораздо больше, чем моей половой идентификации.
фаза 1. медосмотр.
Для начала у меня отнялась левая рука и частично ноги. Поняв, что это не галюники и не абстинентный синдром, я потащился к врачу. врач говорит: раздевайтесь до трусов, дружочек, чем болели по жизни? вижу, вам гинекомастию делали? – типа комплимент сказал мне, а? – нет, говорю, мне… мне пол поменяли, но ещё не до конца(((. (увы, лишь в коридоре я понял, что именно так развеселило врача в этой фразе).
фаза 2. общая палата.
вердикт врача – срочная госпитализация. я еду домой собирать вещи. но есть одна небольшая шняжка – мне нужно сделать укол грт. конечно, проще всего поручить это врачам в больнице, но кто знает как они отреагируют? может быть, неделю будут выяснять, что такое сустанон и чего именно в нём 250 (граммов? градусов?). итак, я принимаю смелое решение сделать укол самому. хотите экстрима? попробуйте засунуть себе в задницу шприц, если у вас парализована рука и обе ноги. пришлось неким хитрым финтом возлечь на унитаз, опершись башкой о бачок и стрелять не целясь.
далее, меня кладут в палату, мужскую естественно, кроме меня там двое – дед и дядька лет полста. Опа, думаю, ну да ладно, авось обойдётся. И действительно, волею судеб никто ничего не заподозрил – не только сопалатники, но даже дежурный врач (это выяснилось, когда на её вопрос, есть ли у меня эндокринные нарушения, я ответил, что нарушений в общем нет, но удалены матка и яичники (ОО – вот такие у неё были глаза))).
фаза 3. байки из сортира.
а никто не говорил, что будет легко. В штанах любой дурак сойдёт за мужчину. Но, как показало время, штаны – штука преходящая. Вначале-то я сам ходил до туалета, держась правда за стеночку, но ползал-таки по-тихому. Между тем болезнь усугублялась, и на другой день я обнаружил что идти не могу, а писать очень хочется. Мужик-сопалатник отмёл мои робкие возражения, взял меня в охапку и на двух с половиной ногах мы с ним со смехом пополам докостыляли до дверей туалета. В дверях я мужественно сказал «я сам», пошатнулся внутрь и закрылся на задвижку. на унитаз-то я сел, а вот встать с него уже не вышло.
напрасно я цеплялся за канализационные трубы – они выпадывали из парализованных пальцев, как вода из сита. долбаное тело наотрез отказалось мне подчиняться. оставалось только сползти на пол и лёжа на полу и помирая со смеху думать что делать дальше. неимоверным усилием воли я натянул трусы (надеть штаны сил не хватило). теперь можно было звать на помощь, не боясь разоблачения. но дверь заперта на задвижку, поэтому я подползаю к двери и шваброй бью по задвижке. дверь открывается, я вываливаюсь наружу, мой сосед по палате хватает меня за шкирку и как мешок с какашками волочёт в палату.
Тупой толпе смешон дистрофик хлипкий
И диарея вызовет улыбку.
Но знает врач: всё это – дрянь и китч.
Прикольней всех болезней паралич.
К сожалению, нужда как любовь – вещь возобновляющаяся. На другое утро тоска по белому другу неукротимо возвращается, но встретиться нам не суждено, ведь теперь я не могу даже сесть на кровати. Короче говоря, мне необходимо судно. Как назло, воскресенье. Медсестра одна на всё отделение, и её фиг дозовёшься. Но и дозвавшись, расслабляться рано: общее отделение плохо приспособлено для паралитиков, и у них нет в наличии ни одного мало-мальского горшка. Пришлось им бежать за займом в соседнюю проктологию. Проискав минут пятнадцать, радостная медсестра возвращается, неся в руках… правильно, утку! между тем я настаиваю что мне нужно судно, а не утка, нужно и всё тут. При соседях по палате я не могу вдаваться в подробности. Сестра злится на мои путаные объяснения и говорит: сейчас поставлю всем капельницы, а потом займусь тобой.
Всем – в том числе и мне. Четыре часа ожидания судна после литровой капельницы – вот как закаляется настоящая шмаль… тьфу, сталь. Беда не только в утиной конструкции: руки парализовало настолько, что я не могу ни держать утку, ни даже снять трусы. Это не страшно, добросердечные сопалатники готовы сами снять с меня трусы, и с большим трудом я убеждаю их не делать этого.
«ничего, ерунда, я могу и подождать» - выдавливаю я синезелёными губами, а между тем муки становятся невыносимыми. Невольно вспоминается мне смерть Тихо Браге, который на герцогском пиру постеснялся отойти отлить и погиб от разрыва мочевого пузыря. Наконец, приходит спасение в облике сестры, с её мрачной помощью я воздвигаюсь на судно, но увы – виной ли тому паралич или долготерпение, но я не могу пролить ни росинки. Тогда является медбрат с карающим мечом, то есть я хотел сказать с мочевым катетером, и устанавливает упомянутый прямо в палате (не знаю отвернулись ли соседи но лично мне в тот момент это было тёмно-фиолетово).
вот когда я порадовался что фаллопластику ещё не сделали… как назло, несмотря на обездвиженность, чувствительность полностью сохранена, и ощущения эти далеки от наслаждения. я тут же начинаю стебаться, что на трубке мочевого катетера можно завязывать узелки на память, а его длине обзавидуется любой мачо. затем сбегается толпняк медработников. состояние признано отвратительным, и меня отправляют в ПИТ (палату интенсивной терапии). Поскольку я всё равно ничего не могу сделать, я предаю себя на волю божию.
фаза 4. интенсивная терапия.
В ПИТе пациенты полностью раздеты, в смысле наголо, и лишь прикрыты простынёй. Это чистилище, преддверие ада реанимации. я полностью нефункционален, за исключением речи и двух пальцев левой руки, справа на койке висит мой пакет с мочой, а целомудрие рухнуло ниже уровня земного ядра. остаётся только расслабиться и получать удовольствие (если конечно паралитик может расслабиться).
Боролись с болезнью врачи – но сдались:
«В морг… в смысле, в пит его!» Так начались
Вовек незабвенные триста часов
Без бритвы, без паспорта и без трусов.
В ПИТе я провёл один вечер и одно утро. Вечером я делил палату с неким дедушкой. Дед проявил ко мне полное равнодушие, и я его не стеснялся. Затем дедушке стало плохо, и его увезли в реанимацию. Утром в палату припёрли новенького. Новенький проявил ко мне бурный интерес, но я не счёл нужным стесняться и его. Затем плохо стало мне, и меня увезли в реанимацию. Медсестёр я тоже не стеснялся. Это столь же бессмысленно, как стесняться мчащегося на тебя грузовика.
фаза 5. реанимация.
Итак, я доставлен в камеру смертников, положен на койку нагишом да так и оставлен (не знаю может врачам так было удобнее). В реанимации в одной палате лежали вперемешку мужчины и женщины, пара из них была в сознании, но что ж теперь было делать? пусть любуются. паралич дошёл до диафрагмы и межрёберных мышц, проще говоря, я не мог дышать. понятно, что вопросы смены пола мало волновали меня в ту минуту, но запомнились такие два момента. Декорация одинаковая: я лежу на койке совершенно голый, без какого-либо прикрытия. 1. входит некто, смотрит, переводит глаза на сестру и говорит: «тань, а это мальчик или девочка?..» 2. сестра врачу: «этот мальчик раньше был девочкой» врач «да я уже догадался по оволосению».
затем меня подключают к искусственной вентиляции лёгких и впиндюривают ещё с полдюжины разнообразных трубок: для питания, для капельниц и т.д. так что я становлюсь похож на заднюю часть системного блока. теперь я не могу говорить, не могу даже пискнуть (горло перекрыто трубкой), не могу двигаться, но зато как гласит история болезни «пациент находится в ясном сознании». как бы я был рад потерять это самое сознание!
короче я превратился в некое недоразвитое подобие головы профессора доуэля. поистине битие определяет сознание: всего неделю назад, будучи здоров и свободен, я жутко боялся что не выгляжу нормальным мужчиной и погрязал в чёрной пучине комплексов. сейчас конечно эти мучения казались презабавной потехой. после того как научишься вставать без ног, говорить без языка и дышать без лёгких, быть мужчиной без полового члена – сущая фигня. ибо как говаривал бывало боб марли, «душа всемогуща».
фаза 6. белое безмолвие.
в стадии куколки я провёл чуть больше недели (это была самая длинная неделя в моей жизни). в одной палате с моим полутрупом лежали молодая женщина и дед, оба в коме. всем нам троим было наплевать друг на друга с высокой ёлки, тем более что я их почти не видел т.к. был без очков, а они меня вообще не видели. положа руку на сердечный стимулятор, можно сказать, что мы друг друга злостным образом игнорировали.
что касается медиков, попервости отношение было двойственное (как выразилась одна сестра, «он мальчик наполовину»). я не обижался: во1х я понимал их реакцию, а во2х толку-то обижаться если даже плюнуть во врага не можешь. но с радостью могу сообщить что к концу «окукливания» все эти «наполовину» были забыты, я же на собственном примере доказал, что мозг действительно главный половой орган, но желательно в сочетании с новым паспортом и широкой улыбкой.
я преднамеренно сделал упор на тс-заморочках, хотя на самом деле меня это тогда мало заботило: мои любимые хобби были дыхание, сон, санация, вентилятор (стояла страшная жара), передвижение солнечных лучей по палате и измеритель давления (он включался каждые 15 минут и с его помощью я измерял время).
при всём том я понятия не имел чем кончится вся эта белиберда и дал себе слово, что если я смогу говорить и шевелить хотя бы одной рукой, то буду вечно благодарить судьбу за посланное мне избавление. смог бы я жить полностью парализованным? трудно сказать. нелегко чувствовать себя счастливым, когда не можешь даже нос себе почесать. впрочем, я научился общаться с медсёстрами и медбратьями с помощью взгляда, показывая глазами на нужный мне предмет и глазами же отвечая «да» или «нет». и ведь экая досада: казалось бы, все читали книжку «граф монте-кристо», но почему-то никто не додумался общаться со мной посредством системы, которой пользовались старик Нуартье и его внучка Валентина. попытайтесь-ка скажем рассказать сестре анекдот с помощью одного только вращения глазами – разве же это жизнь?
фаза 7. добро пожаловать в наш дерьмовый мир обратно.
мне делают плазмофорез, который я про себя называю клизмофорезом, перелив тридцать с лишним литров крови, и гиена-баре в страхе отступает обратно в свою саванну-баре.
всё ещё реанимация, но паралич постепенно проходит. в горле всё ещё трубка, говорить я не могу, но пытаюсь объясняться жестами, а чуть позднее – писать. ручку приходится держать двумя руками, каракули расползаются в разные стороны по всему листу как тараканы, но всё равно я счастлив безгранично. естественно, я очень рад общению, и конечно медсёстры любопытствуют сколько стоили операции и как меня звали раньше. но куда больше всех интересует синдром гиена-баре, по вине которого я подсел на клизму и искусственное дыхание.
эта болезнь настолько редкая, что про меня даже хотят снимать учебный фильм. «Но если вы стесняетесь сниматься, мы можем замотать вам лицо марлей» - говорят врачи. Я отказываюсь. Прикиньте картинку: тело запелёнуто в белую простыню, из носа торчит трубка, из горла торчит трубка, рожа забинтована – это уж совсем триллер какой-то (когда я об этой киномании рассказывал друзьям, они сказали: да-да, знаем, слышали: скоро выходит в продажу фильм «Мумия-2»).
наконец, мне сообщают, что завтра отправят меня обратно в ПИТ, где можно принимать посетителей (однако в ПИТе мест не оказалось, и отвезли меня в итоге в общую палату).
и опять есть повод пожевать спиртовую салфетку: из меня выдёргивают все трубки, и я вновь обретаю дар речи, питания и мочеиспускания.
когда меня вывозят из реанимации, врачи торжественно пожимают мне руку. я чувствую себя наполеоном… да что там наполеон в сравнении со мной? жалкое пирожное!
фаза 8. общая палата – день первый.
поскольку я не знал, что попаду в нормальную палату, мне не выдали ни одежды, ни санитарных принадлежностей (в ПИТе они не положены, есть специальные средства по уходу за лежачими). мне дали только очки (чтобы писать) и носки (для занятий на лежачем велотренажёре).
итак, картина: я приезжаю в обычную палату с вменяемыми пациентами и их ещё более вменяемыми родственниками, без ничего, лишь прикрытый нежно-голубой простынкой, но зато в очках и с носками. Хотя RHCP на одном из концертов и использовали носок вместо трусов, мне этот способ явно не подходит. Подумав, сёстры из реанимации презентуют мне голубую простынку, которую я немедленно превращаю в набедренную повязку. Затем приходит тренер-реабилитатор и радостно говорит, что сегодня я буду учиться вставать на ходунках. не менее радостно я отвечаю, что счастлив бы, но к сожалению я сегодня без галстука. Реабилитатор, недолго думая, создаёт из голубой пелёнки нечто среднее между памперсом и индийскими штанами, с элегантными складками и бантиками на бёдрах. Перевязанное горло (в месте вынутой трубки) и перебинтованные локти придают моему облику некое романтичное сходство с жертвой вампира. Но самое ужасное я узнал только на следующее утро, когда мне привезли зеркало. В реанимации у меня отросла борода, длинная и чёрная на загляденье, но вот беда – очень уж редкая, и моя морда стала похожа на то, как дети рисуют солнышко: немногочисленные волосины торчали по низу подбородка во все стороны. Волосы на башке тоже отросли и от верченья на подушке встали жёстким дыбом, так что вышел крутой хайр а-ля оззи осборн на электрическом стуле. Короче говоря, обитателям палаты 312 предстало фантастическое по своей фееричности зрелище: бородатый гарфилд в голубом памперсе и носках, с перерезанным горлом и новомодным причесоном «джа нас любит в хвост и в гриву». ах чуть не забыл: и белые облегающие чулочки на ногах, ну те которые паралитикам надевают против варикоза. Всё вместе – кадр из порнотриллера.
вся палата на меня глазела.
что поделать! ведь не всем дано
сочетать глубокий ум и смелость
с дивной красотою неземной.
так как ходить я всё ещё не могу, я заранее решаю сортирный вопрос и обеспечиваю себе судно на стратегическом пункте (на стуле). казалось бы, всё предусмотрено, но в критический момент обнаруживается, что я не в силах развязать бантики на своей набедренной повязке. по понятной причине я не могу попросить о помощи ни соседей по палате, ни их родственников, а сестра вышла. обливаясь потом, в течение получаса я вслепую сражаюсь с завязками под простынёй (нечто среднее между разминированием и лапароскопией), и одерживаю блестящую победу благодаря своей железной воле, а также неотложности нужды.
на другое утро передо мной встаёт новая задача – мытьё. вымыть голову я бессилен и остаюсь с причёской «смерть от передоза». бритьё получается половинчатым, и мой имидж украшают на редкость кривые бакенбарды и кусок бородки где-то в районе кадыка. всё остальное моется в тазике: общечеловеческое – мокрым полотенцем, засекреченное – под простынёй на судне путём обливания из банки для анализов. всё в порядке, палата продолжает пребывать в неведении относительно моего недостатка. народ правда сильно удивляется, обнаружив, что мне 30 лет а не 20. я объясняю, что очень много пью, поэтому моё тело проспиртовалось и в нём прекратились возрастные изменения. один дед верит и пытается уточнить детали этой научно-водочной методики, а вся палата давится со смеху.
забавно, что одной тётке-посетительнице на её вопрос про шрамы на груди я ляпнул, что мне вырезали опухоли, и она мне поверила, хотя, как я узнал спустя несколько дней, тётка эта лет тридцать проработала медсестрой (хорошим наверное была работником).
далее, мне привозят штаны, паспорт и расчёску, и я частично становлюсь самим собой. какая ерунда нужна человеку для счастья!
фаза 9. лучше не бывает.
по-прежнему в общей палате. я начинаю потихоньку передвигаться и обслуживаю себя сам (и в первую же свою прогулку спасаю из туалета бабку, точно так же, как меня самого спасли с параши во время моей последней прогулки). палата утверждает, что теперь я должен на бабке жениться, и в самом деле, мы красивая пара: бабка – ярая скинхедка, обрита наголо (операция на мозге), а я щеголяю дредами и трусами в цветочек. никаких проблем, впереди светлое будущее и я оттягиваюсь по полной программе.
к счастливому концу подходит повесть,
чужая плазма будоражит кровь.
в больнице потерял я стыд и совесть,
зато обрёл всех бабушек любовь.
фаза 10. морг.
я всё-таки дошёл до него – во время прогулки по территории медгородка (отморозки в поисках ледяной свежести). Так себе местечко. Не айс.
фаза 11. поликлиника.
барышня из регистратуры смотрит в базу и говорит: ой, тут почему-то не ваши данные, а вашей мамы! выясняется, что хотя мед-полис я поменял, в общей медицинской базе данные по-прежнему старые, причём изменить их вроде бы как невозможно. над этим прикалывается вся регистратура, я же потешаюсь над «данными моей мамы». Если «моей маме», то есть мне под женским именем, по сведениям базы 29 лет, а «мне», то есть мне де факто на вид минимум лет восемнадцать, то получается, что «моя мама» родила меня в возрасте 11 лет! при всей отвязности поколения 90-х это маловероятно. но тем не менее я очень горд: не каждому дано стать своей собственной матерью!
наконец-то конец.
